Кейси сидела несколько секунд неподвижно, а потом, уронив голову на стеклянную столешницу, разрыдалась. Потому что поняла: Дрю права. Отец изображал безразличие и широко улыбался, но не отрицал, что занимается противозаконными делами.
Дрю была права и еще в одном: Кейси не знала своего отца. Его воображаемый образ, который она себе нарисовала, совсем не соответствовал образу истинному.
От этой привычки жить фантазиями нелегко избавиться, подумала она, открывая глаза.
Кейси вдруг показалось, что темнота, окружающая ее, стала не такой беспросветной, какой была раньше. Она различала очертания предметов: кресло в углу, тусклая луна за жалюзи, маленький телевизор, подвешенный к стене.
Я вижу!
Кейси медленно обвела глазами палату. У ее кровати стоял стул, еще один — у противоположной стены. Справа располагалась маленькая ванная. Дверь в коридор была закрыта, из-под нее пробивалась полоска света.
Кейси услышала шаги и увидела, как полоску света перечеркнула чья-то тень. Неужели там кто-то есть? Чего от меня хотят среди ночи?
Дверь открылась. Вспыхнул яркий свет, Кейси вся сжалась внутри. В палату кто-то вошел. Кто-то из врачей?
— Ну-ну, значит, выжила, — услышала она.
Кто это? Фигура приближалась, и Кейси охватила паника.
— Вся в трубках и проводах. Не очень красиво. Но что поделаешь. Ты устроила мне веселую жизнь, знаешь ли.
Что происходит? Кто этот мужчина?
— С тех пор, как тебя сбили, полиция допрашивала меня трижды. Очевидно, слов матери недостаточно для наших доблестных стражей закона. Конечно, мать может солгать во благо сына. Я сам знаю. Я все-таки адвокат, хоть и безработный.
Боже милосердный, это Ричард Муни. Что он здесь делает?
— Я подумал: посмотрю-ка на тебя собственными глазами. И вот вижу: ты еще дышишь. Сейчас мы это исправим. Мама всегда говорит: не бросай то, что начал.
Он вытащил подушку из-под ее головы и зажал ей нос и рот.
И Кейси вдруг закричала.
Она кричала громко и долго, до последнего вздоха своего исстрадавшегося тела, и успела еще услышать в коридоре шаги Уоррена, но было уже поздно.
Кейси по-прежнему лежала в своей кровати, невидящими глазами глядя в потолок. Никакого Ричарда Муни здесь не было, и Уоррен не спешил ей на помощь — все сон. Ее окружала тьма.
По ночам бывало хуже всего. По ночам снились сны, мучили кошмары и являлись призраки. Сколько раз ей снилось, что зрение вернулось, а просыпалась она все в той же черной дыре, куда провалилась в тот мартовский день. Сколько раз ей снилось, что она может говорить, а просыпалась — безмолвна. Сколько раз ей снилось, что она может двигаться, а проснувшись, она обнаруживала, что ее некогда сильное, полное жизни тело превратилось в ловушку, из которой не выбраться.
Когда же наконец прекратится этот кошмар!
— Вот смотри, Кейси, — зазвучал в ночи голос отца. — Переносишь вес тела на правую ногу и резко отталкиваешься бедром, занося клюшку.
Как это было просто — безо всяких усилий — переносить вес тела, не задумываясь, отталкиваться бедром и, красиво занеся вуд над левым плечом, изящным свингом отправлять мяч в лунку.
— Дурацкая игра, — бурчала Дрю, наблюдая, как тренируется Кейси, приехав домой из Брауна на летние каникулы.
— Отец любит говорить, что гольф — это не игра, гольф — это…
— Ой, я тебя умоляю! — застонала Дрю. — Если я еще раз услышу эту чушь насчет того, что гольф — это жизнь, меня стошнит.
Тело пятнадцатилетней Дрю начинало приобретать соблазнительные формы. Вскоре просторные футболки и рваные джинсы сменили маечки с глубоким декольте и коротенькие шортики — настолько коротенькие, что в них запретили появляться в гольф-клубе. А потом одного юниора застукали с Дрю в не имеющей ничего общего с гольфом позиции.
Рональд Лернер оказался совершенно не готов к такому повороту событий.
— Запомни, — выговаривал он младшей дочери, — мальчики останутся мальчиками, но девочки окажутся шлюхами, если не поостерегутся.
Дрю не поостереглась — она наконец нашла способ привлечь внимание отца.
Но удержать его внимание надолго не мог никто.
— А где отец? — услышала Кейси голос матери.
— Кажется, ушел. — Кейси, перестав укладывать в чемодан вещи, повернулась к матери, стоявшей в дверях. Алана вышла из своей спальни — это было очень необычно; впрочем, в руке она держала неизменный бокал — это было обычно.
— Что ты делаешь? Ты куда-то уезжаешь?
— Я переезжаю в город, — напомнила Кейси. — В квартиру. — Вдаваться в подробности она не стала. Зачем? Мать все равно забудет. Кейси уже несколько раз говорила ей о переезде.
— Все меня бросили, — заныла Алана.
— Я уверена, отец скоро придет.
— Почему мы не можем жить вместе? — В ее тоне прозвучал явный упрек.
Потому что тебе это не нужно, ответила про себя Кейси. Потому что ты постоянно или пьяная, или спишь, или разъезжаешь по курортам. Потому что ты никогда не проявляла ко мне ни малейшего интереса. Никогда. Ни разу за все эти годы.
— Ты меня не любишь, — продолжала мать.
Кейси не ответила. И подумала, что это, кажется, самый длинный их с матерью разговор. Он оказался и последним. Через три месяца Алана и Рональд Лернер погибли.
— И что теперь? — спросила Дрю. — Мы разделим добычу?
— Не совсем. — Кейси была готова отразить атаку.
— Что-то мне это не нравится. — Дрю подалась вперед. Она была беременна Лолой, уже на четвертом месяце, но еще ничего не было заметно. — Ты хочешь сказать, он все оставил тебе?